Перебеги меня. Современная проза - Александр Цыганов
Наверное, поэтому, когда мы съезжали, смешливые администраторы подарили Татьяне большого плюшевого зайца, а мне – маленького пластмассового щенка.
– А знаешь, – призналась мне моя Таня как-то утром, – Теперь я вижу тебя чётко.
– И я тебя тоже, – согласился я.
– Я, конечно, инстинктом чувствовала, что золотые – это ужас какой, но… У тебя одна только голова занимала весь номер…
– А внутри неё калачиком свернулась ты…
– Я знаю, – она прижалась ко мне. – Никакой ты не «ужас»! А ещё смел мне врать, будто я способна тебя сжечь? Смешно!
– А я тебе сопротивляться не буду.
***
В Финляндию мы ехали на машине, которую взяли в аренду, поэтому половину вещей пришлось отправить почтой в город, который я выбрал местом следующего нашего пребывания. Границу переехали без проблем, причём и русские и финские пограничники были максимально вежливы, только спросили:
– Mikä on vierailun tarkoitus?1 – принимая документы.
– Häämatka.2– ответил я, почти не соврав. Пограничник улыбнулся:
– Hyvää matkaa. – и добавил, глядя на Татьяну, но обращаясь ко мне – Olet onnekas.3
Едва мы отъехали, пришлось пересказать Тане весь диалог. Она расхохоталась:
– «Медовый месяц»? – сделала шутливо-чопорный вид, – Я ещё не готова к столь серьёзным отношениям… – в ответ я тоже рассмеялся и «втопил» педаль газа, наплевав на местные законы.
Будь это обычная девчонка, она бы взвизгнула, а эта только высунула голову в окошко и закричала:
– Быстрее, быстрее!
Скоро остановились в каком-то безлюдном кемпинге с окультуренным лесочком и провалялись пару часов прямо на траве.
Конечно, Европа всюду бросалась в глаза. Гостевые домики с припаркованными у причала катерами, высокие черепичные крыши, газончики, неторопливо идущие люди. Более-менее крупные города мы старались объезжать, а одну ночёвку сделали прямо на берегу Саймы4, перекусив и немного поплавав, так как вокруг не было ни единой живой души.
***
Преображение – интересный процесс, чью физику или химию я не могу целиком объяснить. Лучше всего преображаться среди множества камней, груды металла или песка, хуже и труднее – в воздухе, совершенно недопустимо в лесу или рядом с живыми существами.
Внешне он слышится как схлопывание крупного воздушного шарика, после чего от тебя расходится какая-то энергия, которая подхватывает всё, находящееся в определённом радиусе, и несёт к тебе. Выглядит это свечением большого яйца с ярчайшим пятном в центре, похожем на шаровую молнию. Ты начинаешь расти и становишься тем, кем всегда был.
Машину мы бросили глубоко в лесу, одежду оставили там же.
– Я первая? – Таня ходила вокруг, подпрыгивая от возбуждения, – Тогда отойди… Ещё дальше отойди…
Она вытянулась, как струна, сосредоточенно развела руки в стороны… в воздухе хлопнуло и тихонько, на грани слуха засвистело. Странно, но снаружи преображение выглядит быстрым: хлоп, вспышка света, и передо мной – самое красивое создание, которое я только видел:
«Зелёненькая какая!» – подумал я с восхищением.
Возможно, кому-то мои эстетические предпочтения покажутся странными, но крылья, лазурно искрящиеся под незаходящим здесь в июне солнцем, длинные руки и ноги, которые язык не поворачивался назвать «лапами», гибкая шея на сильном, гибком вытянутом туловище. Она больше всего была похожа на кошку или куницу. Вы видели крылатую кошку, таинственно блестящую тускло – зелёными чешуйками? С большими глазами, которым никакие «стрелки» в принципе не нужны – они просто уже были в виде вытянутых вверх и вниз базальтовых ресниц. Конечно, наличествовали и клыки, но в такой форме поцелуи – я откуда-то это знал – заменялись «потиранием» чешуйками друг об друга или обматыванием шей…
Конечно, мы являлись животными, а разве человек не является? Больше мне все-таки нравится определение «биологическая форма жизни», ну, может, вот сейчас – не совсем «биологическая», а какая-нибудь «кварцевая». Или «разумное существо».
Тингрин жестами указала на своё горло:
– «Я не могу говорить…» – и, грустно на меня посмотрев, легла на песок.
– Не надо говорить, – я подошёл к ней и провёл пальцами от самого кончика носа до опущенного ко мне чешуйчатого лба, – Надо вот тут думать, – постучал по точке в самом возвышении.
Крепко зажмурив глаза, целую минуту она пыталась. Я же улавливал какой-то сумбур про кофточки, маечки, вообще всякие структурно неясные мысли, куда вклинивался ещё и страх, что она мне не понравится.
– «Какие ещё кофточки?» – подумал я, за что тут же был локтем отброшен метра на три.
– «Ой, прости, – чётко, вероятно от страха, у неё получилось, – Ты теперь и мысли мои читаешь? Зато я больше, чем ты»! – и она протянула мне свой «коготок», чтобы я мог подняться.
– Это ненадолго, – пообещал я и пошел в воду. Удивлять смотрителей парка видом бомбардировки его побережья мне не хотелось.
Как я уже говорил, субъективно процесс длиться несколько минут, но Тингрин сказала, что это было мгновенно – будто вся вода в том месте, где я нырнул, мгновенно испарилась, а потом захлопнулась, как по велению посоха Моисея.
Я вышел на берег.
– «Божечки, Божечки..». – Тингрин отступила, сложила ручки перед грудью и распахнула крылья, намного превосходящие размером её остальное тело.
Я тоже распахнул крылья в таком своеобразном ритуале приветствия, где красота соседствует с беззащитностью: «Я не враг, смотри…»
– «Лучше присядь, тебя над деревьями видно, – она несмело подошла ко мне, – Нереально.»
– «Я уже сижу».
– «А почему чёрный»? – спросила, потрогав лапкой одну из чешуек.
– «Солнце позади, – ответил я и засветил буквально на кончике языка крохотный огонёк, – Видишь?»
– «А …как?..Ну, про это?» – передала она мне новый вопрос, вложив него смешной и интересный образ, здорово меня развеселивший.
Я лёг и легонько почесал ей шейку. Замурчала. «Ну, точно, кошка.»:
– «Что ты знаешь про огонь? Ты должна помнить, это глубже тебя. – я подождал, – Огонь бывает красным, синим, белым, фиолетовым, зелёным… Бывает фосфорическим, газовым, реактивным, атомным…»
– «Я помню все названия! Так много?!» – она придвинулась ко мне. Я аккуратно положил голову рядом:
– «Он может разрушать, убивать. А может создавать и рождать, понимаешь?»
– «Я так люблю смотреть на огонь… – положила лапку мне на нос, закрыв одну ноздрю, – Я так хотела камин… А приходилось смотреть на газовую плиту.»
– «Вот!» – я прочертил когтем борозду на песке.
– «Я вспомнила…» – Тингрин, как и раньше делала, запрокинула голову.
– «Здорово! – поднялся, – Пошли купаться, маленькая!» – она засмеялась.
Плыли мы, естественно, под водой и парой. Когда я особенно разгонялся, благо глубина озера позволяла, она хваталась за мой гребень, и мы почти летели, вероятно, поднимая на поверхности среднюю волну.«А может, миф о Лохнесском чудовище – это о таком же, как мы? А что, по размерам Тингрин как раз подходит…» – думал я, скашивая глаз, – «Если мы – создание эволюции, то какими же были наши естественные враги? – также приходило на ум, когда я разглядывал свои когти. Но больше я, конечно, смотрел на Тингрин…
Воздух был нам не нужен, лишь ускоренный метаболизм вызывал голод: по пути она чавкала мелкой рыбешкой, некрупными затонувшими деревцами, я уминал со дна всё, поэтому возвращались мы в густых тучах поднятого ила.
Под конец всё же не удержались, взлетели над озером, камнем рухнули вниз и доплыли до берега, вылезая и отряхиваясь уже мокрыми беленькими «черепашками» с мягким панцирем. Один ругался на острые камешки, а вторая на длинные запутавшиеся волосы…
– Всегда тебя узнаю. – уточнил я в машине.
– А я тебя… – улыбнулась моя Таня.
***
В аэропорту Вантаа5 мы познакомились с довольно большой компанией молодых людей, как и мы, летевших в Японию. Сначала они привлекли внимание Татьяны, так как всё время смеялись, фотографировали друг друга, незлобно шутили и дарили подарки пассажирам.
– Это «блогеры», – просветил я её, приглядевшись, – Некоторых я знаю. Сами снимают, ведут трансляции и каналы в сетях. Самоорганизованные ребята.
– Подойдём? – она вопросительно подёргала меня за рубашку.
– Ага! –
